Протестное движение или Врезка уходит в табор

Дальнобойщик Гойшпан тоскливо поглядел на сидящего напротив.

— Что значит «когда»? Допьём и пойдём — сказал он.

— Я за — торопливо поддержал сидящий рядом валютный ипотечник Левинзон и, протянув руку за фаршированной хамоном куропаткой, случайно задел рукавом богатой шубы бокал с «Кристал».

Эколог Иванов (по матери), заметив это, открыл рот, чтобы сказать что-то на тему протеста, но вдруг посмотрел куда-то в сторону и замер в удивлении.

За тем же столом, чуть поотдаль, сидел огромный белый медведь.

— Слушайте — взмолился Иванов — я, конечно, эколог, я всё понимаю — я прочитал и выучил свою часть, что Арктикой не должна владеть такая варварская страна, как Россия — но медведь тут совершенно лишний.

— Это почему? — недобро поинтересовался медведь — Я по документам «крохотный белый комочек, медвежонок Умка, который рыдает в ледяной пустыне, после того, как член партии Единая Россия и сотрудник российской военной базы убил его мать петардой, и это всё что вам надо знать о том, что Россия делает в Арктике» вообще-то.

Иванов страдальчески скривил лицо.

— Сейчас придут честные цыгане, у которых режим Путина отнял газ — и мне ли объяснять тебе, какие у них счёты с медведями?

— Давайте вот не будем тут никого пугать — сообщил медведь. Нам вообще когда выходить?

Левинзон вздохнул.

— Тут, понимаете, такое дело — начал он, осторожно подбирая слова — Наше протестное движение впитало лучшие бизнес-кейсы западного мира. Но в силу того, что материалов слишком много — мы остановились на творчестве британского математика-педофила Л.Кэрролла, как доступного в части изложения, связанного с западной страной и идеологически верного в части половых наклонностей. Теперь у нас тут за столом всегда весна, всегда пора пить чай, всегда 6, всегда режим зассал, всегда интеллигенция и горечь от ситуации в России, всегда голодовка Савченко и очередной срок у Навального и скоро выходить на митинг.

Пока Левинзон это говорил, к нему подошёл худой босой мальчик с пакетиком чего-то синего. С тыла мальчика прикрывала чистенькая старушка в орденах.

— Дядь, дай 11 рублей монетой, мне мама только сорокатрёхрублёвку дала, а шкурки полтос стоят — сообщил мальчик, глядя одним глазом в зенит, а другим пронзительно сверля Левинзона.

— Съеби, наркоман, ты задолбал уже — доверительно сообщил ему Левинзон, кутаясь в шубу

Старушка горестно всплестнула руками и выразительно посмотрела на Левинзона.

— Да, да, и ты тоже — пробурчал Левинзон и повернулся к медведю, который хмуро пил смузи из английского чайного сервиза — Вы вообще, два урода, как Бивис и Баттхэд, всё нам испортили — зачем было сразу двум десяткам блогеров, притом однотипным, лично являться?

Старушка опять всплестнула руками, потом достала мобильник и уткнулась в него. Левинзон повернулся к столу.

— В общем — сказал он, вздохнув — Сидим тут и ждём. А цыгане — тут ещё вопрос открытый с ними, ничего не ясно. Есть мнение, что честные и обиженные цыгане — это ещё более фантасмагорично, чем умный независимый эколог, бедный валютный ипотечник который был вынужден взять кредит, дальнобойщик без фуры и прав, и говорящий белый медвежонок весом в 800 кило.

Медведь кивнул.

— А только чай есть? — поинтересовался он, нездорово глядя на синего мальчика, который, сопя, открывал зубами бутылку с виски.

— Там чуть дальше последняя шаурма лежит — сказал Иванов, что-то сосредоточенно репостя в мобильнике — Был тут у нас Махмуд Оглы, московский предприниматель частный, предоставляющий все рабочие места всем жителям города, а также кормящий всех качественными продуктами через киоск у метро — еле сводил концы с концами, потому что не давали ему бизнес делать нормальный проверками своими вида «хули ты киоск поперёк эскалатора построил», наделал нам шаурмы и сошёл с ума от несправедливости бытия. Сейчас в Турции, остров у него там свой и четыре отеля.

Медведь полез искать шаурму, а Левинзон, прищурясь, стал смотреть в ту далёкую точку, где стол с чайными приборами соединялся с линией горизонта.

Где-то рядом чистенькая старушка, матерясь, разбирала полную корзину фокаччо, божоле и кус-куса, которую ей накупили люди со сжатыми кулаками и слезами из глаз, но без мозгов. Мальчик храпел, выронив бутылку нормального, 12ти летнего вискачка.

Смеркалось.

©