тексты 597
Однажды отец Онуфрий, обходя окрестности Онежского озера...
оказывается, существует гораздо более полная, насыщенная и продолжительная версия сабжевого текст, нежели тот, который я знал 🙂 итак:
Однажды осенью отец Онуфрий очнулся, опохмелился оставшимися огурчиками, отрезвел, оделся, оставил опочивальню, отслужил обедню, окрестил отрока. Отвинтил, открутил, откупорил, отхлебнул — опьянел опять. Отведал окрошки, откушал орешков, отпробовал осетринки, окорочков, окуньков, оладушек, овощей — объевшийся отец отобедал основательно.
Отдохнув, отец Онуфрий отправился осматривать окрестности Онежского озера. Обойдя оврагом огороженный от овец овин, он основательно остолбенел. Обитательница окрестной окраины, обнаженная отроковица Ольга осторожно отмывала опыленные одежды около отдаленной осиновой опушки.
Озаренные огнями осени Онежские озера! Оправив оловянный ободок огромных очков, овдовевший отец Онуфрий обстоятельно оглядел оную отуманившую очи особу. Окстись, отче, окаянный опутал!
— О, Ольга! Околдовала, обольстила... обласкай одинокого отшельника! — ораторствовал онежский орел, охваченный огнем отец Онуфрий.
— Отойдите, отец Онуфрий! Оторву окаянный отросток! — отвечала ошарашенная Ольга.
— Отдайся! Осчастливлю! — околдовывал обуреваемый охальник.
— Ого? Охотно! Однако обязан оплатить оное, — обдумав, ответствовала обаятельная отроковица.
— Озолочу, осыплю охапками ожерелий! Обещаю отары овец, ондатровые одежды! — обманывал Ольгу одержимый.
— Отрадно, отче! Отлично, обдумаем-обсудим, — обрадовалась она.
Отец Онуфрий обаял, обнял, обвил, обхватил... Ольга обмякла, обворожительно опрокинулась, отчаянно отдалась... Однако, окончив оплодотворение, отдышавшийся отец отказался оплачивать обещанное.
— Облысевший, ожиревший, обнищавший остолоп! Обесславил, обездолил, ограбил одинокую овечку! Отдавай обещанную ондатру, оборотень окаянный! Одичавший осел! Обсчитал, обчистил, обесчестил! Ослеплю, отравлю, оцарапаю, ославлю! — озверела Ольга.
— Очумела, озорница? Отвали отсюда, — отрешенно отмахнулся от Ольги остывший отец Онуфрий.
Обиженная, опозоренная, ожесточившая отроковица огрела отца Онуфрия опасным оружием — огромной осиновой оглоблей. Ослабев, ошеломленный Онуфрий оступился, омертвел, обрушился оземь. Отмстившая Ольга обмылась, отерлась, обсохла, обулась, оделась. Отроковица озабоченно обыскала окровавленного отца Онуфрия, ощупала онучи, обшарила отвороты, однако отменно осерчала, обнаружив остывшие остатки онуфриевого обеда.
Ох... Оплетенные осоками онежские омуты... Огромный одухотворенный океан обхватил, обмыл, обласкал останки отца Онуфрия...
Александр Родионович Бородач?
Охранник приходит утром домой после смены, раздевается, умывается, садится завтракать. На кухню входит тёща с журналом:
— Столица Анголы, шесть букв.
Зять со всего маха бьёт по столу, чашка с чаем падает на пол и разбивается вдребезги:
— Я могу хотя бы дома ну хоть бы пять минут не думать о работе, а?
29 сантиметров
В начале 90-х решил немного подзаработать, стал возить из-за бугра микроволновки. Вещь для нашего брата в ту пору диковинная. Торговал ими на рынке. Зимой мороз до -30 опускался, поэтому поверх обычной одежды одевал армейский ватный комбинезон. Вещь хорошая — полностью закрывает грудь, но одно неудобно: чтоб достать что-то из штанов под ним, нужно расстёгивать на нём ширинку. Ну вот стою я себе, таблом торгую, покупатели редкие в такой мороз. Тут смотрю девчонка крутится возле товара, пытается отлепить защитную плёнку с микроволновки. Я подхожу к ней и далее завязывается такой диалог:
— Что вы хотели?
— Посмотреть, что внутри!
— Девушка, там внутри ничего нет, кроме тарелки. Это микроволновая печь.
— А какая тарелка?
— Ну, 29 сантиметров!
— Блин, ну это примерно хоть сколько?
А надо сказать, у меня в нижних штанах была рулетка, и вот я, без всякой задней мысли, с раздражённым лицом, злясь на мороз, комбинезон, и на непонятливых покупателей, начинаю расстегивать ширинку на комбинезоне со словами:
— Сейчас я вам покажу...
...Уже дома, отогревшись с мороза, я понял, почему она побледнела и начала пятиться назад, а потом резко развернулась и быстрым шагом, переходящим на бег, припустила от моей палатки...
улыбнитесь
— Дарова, чувак! Со школы с тобой не виделись, ёпта! Соберёмся, побухаем, нах, как-нить? Ты где ща ваще живёшь-то?
— По ту сторону культурной пропасти.
Большинство пассажиров в полупустой маршрутке слушают музыку. Один вынимает наушник, говорит: «На Норильской остановите», засовывает обратно. Второй вынимает наушник, говорит: «На Норильской остановите», засовывает обратно, и так ещё три человека. Пауза. Водитель вынимает наушник и кричит: «Кто-нибудь на Норильской выходит?!»
Иисус и блудница
Однажды к Иисусу, учившему на Елеонской горе, разъярённая толпа книжников и фарисеев (короче, тогдашний офисный планктон, легко возбудимый, мнительный и злорадный) привела блудницу:
— Учитель! Эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями... Ты что скажешь?
Они, конечно, по нынешним понятиям, хотели Его потроллить, но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания.
Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им:
— Кто из вас без греха, первый брось в неё камень.
И опять, наклонившись низко, писал на земле.
Многие разочаровано побросали приготовленные за пазухой булыжники и уже собрались уходить, но тут из-за спины Иисуса просвистел камень, метко попал несчастной женщине в висок и убил её наповал.
Иисус встал и обернулся:
— Мама, вы-таки мешаете мне работать!
Нежность
Мой таксист — огромный детина, еле втиснувшийся в кресло, немногословен и суров. Но вот звонит телефон и он кричит в трубку: "Мамусенька-калапусенька, «привет, моя родненькая, я звонил, а ты трубку не брала, я начал волноваться, набрал Тетьлюду в Кировоград... Мамулечка, как ты, любимая моя пташка?» И превращается волшебным образом из косматого бармалея в маленького ласкового мальчика.
Во дворе группа горячих кавказских мужчин обновляет асфальт. Один из них зовет свой трактор «Дэвачка мая» и поглаживает, проводит влюбленно по желтому боку.
Видела в супермаркете пару. Он иностранец в пальто с поднятым воротом, она — наша. Наша простая женщина в черных сапогах и светлых джинсах на размер меньше, чем нужно. Он надел целлофановую перчатку и пробует свежесть хлеба. Она решает помочь, хватает батон за батоном и жмет в них всей пятерней. В его глазах — ужас. Но он не кричит, нет. Не ругает ее, не стыдит перед публикой, жаждущей к хлебу еще и зрелищ. Он берет ее руку и целует, и держит крепко, чтобы больше не делала глупостей.
Вчера шла из Оберига от Саши Коваленко, а навстречу на коляске пожилой мужчина вез свою жену.
Он ей говорил что-то про капли и упражнения.
А она ему: Валечка, расскажи мне про море, про море расскажи...
И было в этих словах столько нежности, столько нерастраченной любви, столько грусти и красоты, что они поглотили меня. Как море. Качали, дразнили синевой, снились мне.
Не откладывайте свои мечты, друзья. Так коротко мы живем. Не откладывайте свое море. Любовь свою не откладывайте.