тексты 597
Мы жили в разных странах
Много лет я спорил — в жизни, в сети — с людьми, которые рассказывали мне про мою страну какие-то странные вещи. Я пытался что-то доказывать, обосновывать, приводить цифры, свои воспоминания, воспоминания и впечатления друзей и знакомых — но они стояли на своём. Было так — а не иначе.
«В 1981 на центральном рынке города Новосибирска на единственном мясном прилавке рубили что-то вроде дохлой лошади» — говорил мне Петр Багмет, известный в фидо как «пан аптекарь».
Помилуйте, пан аптекарь! — но я жил в двух кварталах от этого рынка — и он был весьма богат! Я же там был! Так и он там был...
И меня вдруг осенило! Мы жили в разных странах! Да что там в разных странах — в разных реальностях! И не только пан аптекарь — но немало других.
Мне даже стало жалко их — в такой страшной и неприглядной реальности ОНИ жили. Уже в детском саду их били воспитатели, ненавидели и изводили другие дети, их кормили насильно мерзкой липкой кашей. В моем садике были замечательные жёлтые цыплята, выложенные кирпичом жёлтым по силикатному, воспитатели читали нам замечательные книжки, к нам приходили шефы с кукольными спектаклями. Были огромные кубики, с полметра, из которых можно было строить корабли и замки. Настольные игры, игрушки, куклы — все было. А на праздники мы устраивали замечательные утренники, вылезая из кожи, чтобы порадовать родителей. Мы декламировали стихи, танцевали, пели. Даже помню, на ложках играли. А с какой гордостью мы показывали моряцкий танец в родительском НИИ! А какой матросский воротник и бескозырку сшила для меня мама!
А ИХ с самых детских лет их посылали с шести утра стоять в очередях, за молоком. И даже в новый год в подарках им давали маленькие сморщенные, кислые мандарины! Но я — то помню — что мои мандарины были очень-очень вкусные! И даже дома их кормили какими-то ужасными синими курами, серой лапшой. И сахар был у них серый, мокрый и несладкий.
И в школе им было тяжело. Над ними издевались тупые учителя. От них в библиотеках прятали книги. А в моей реальности — мне приносили новинки с ещё не просохшими штампами. Учителя у меня по большей части были замечательные люди. А ещё их, почти всех, насильно загоняли. Сначала в октябрята, потом в пионеры. И всю дальнейшую жизнь загоняли. Куда только не загоняли.
Да, их реальность можно было только стойко переносить.
Летом я один сезон проводил в пионерском лагере, другой — с бабушкой в городке отдыха «Радуга», и минимум раз в два года мы ездили всей семьёй в Крым, в Анапу. Море, ракушки, крабы, арбуз, закопанный глубоко в мокрый песок — это Анапа. Это здорово! Им — путёвок не давали, их лагеря больше напоминали концентрационные, чем пионерские, городков отдыха не было.
Да, потом их загоняли в комсомол. В их комсомоле надо было молчать на собраниях и выполнять приказы. И были злые партийные кураторы. Если ты не слушал злого куратора — то могло случиться что-то страшное. Такое страшное, что ОНИ даже сказать не могут.
Я же перевернул первое же отчётно-выборное собрание, после чего сам оказался в комитете комсомола. И партийным куратором у нас была Лидия Аркадьевна — милейший человек.
Их с самого детства отрезали от заграницы. Им не давали встречаться с иностранцами, а если вдруг такое случалось — то забирали все, что иностранец давал бедному ребёнку. Ужас, правда ? А в моей замечательной стране — были клубы интернациональной дружбы. Мы общались с американцами, англичанами, немцами. И с западными — тоже. Переписывались даже. Чехи и словаки вообще были как родные. Французов, правда, не помню. А когда с транзитного самолёта сняли пожилого шотландца с сердечным приступом -его не спрятали от народа в спецлечебнице, как это произошло бы в ИХ мире — а положили в ветеранскую палату к деду. И сестра бегала к ним переводить. И потом даже бандероль с какими-то сувенирами пришла. И её никто не отобрал. Ведь это была не их — НАША страна.
А ещё мне жалко их родителей. Они были такие хорошие — но их всегда затирали злые начальники. Денег всегда не хватало, и они искали какие-то шабашки, а злые начальники им запрещали эти шабашки искать. И работали с ними всегда плохие люди — они все время завидовали. Их родителей тоже загоняли — в партию. Один из НИХ почему-то очень гордился, что комбайны, которые изобретал его папа, очень плохо работали. Хотя папа был очень талантливый. И моя мама была очень талантливая. но её «изделия» почему-то работали. И я гордился именно этим. Наверное, потому, что это было в другой стране. А начальник у нее был жук, но почему-то это было скорее похвалой. Он был чернявый и очень хитрый — я хорошо его помню. А ещё мама была изобретателем. И статьи писала. И её за это не наказывали. а наоборот — платили деньги. И почему-то в партию её никто не загонял. А ещё им врали. Все. Газеты, радио, телевизор, учителя. Даже родители. Одна девочка спросила папу — почему он слушает Аркадия Северного — ведь это враг ? А папа ответил — потому что врага надо знать в лицо. А сам просто его любил, этого Северного. Ещё этот папа рассказывал — что заставляли его прислушиваться во время олимпиады к разговорам с иностранцами — и докладать куда надо, а при возможности разговоры сводить к правильным. Но ведь ему уже не было веры, правда? Став старше, я заметил, что реальности разошлись не в момент моего рождения. В «их» стране — кабанчика приходилось резать ночью, чтоб не забрал комиссар... А в моей в это время уже и комиссаров-то не было, в начале 70-х.
Они жили в какой-то странной «верхней вольте с ракетами» — а мы в великой мировой державе. Даже Великая Отечественная Война у нас оказалась разной. В их реальности — врага «завалили мясом», воевал некий странный субъект под названием «простой мужик». Коммунисты отсиживались в тылах. Все. Поголовно. На одного убитого немца приходилось четыре, ато и пять убитых «простых мужиков», но «простоймужик» таки победил. Вопреки всем. И коммунистам в тылу, и Жукову, который спал и видел, как побольше «простого мужика» извести. И командирам, которые только с ППЖ развлекаться могли и пить трофейный шнапс, добытый «простым мужиком». А особенно — вопреки лично тов. Сталину. Танки у нас были плохие. Автоматы плохие. Самолёты плохие. Но только те, которые наши. Союзники поставляли нам хорошие. Вот именно хорошими танками «простой мужик» и победил. Но злой Сталин забрал у «простого мужика» все плоды победы, а самого «простого мужика» посадил в Гулаг. Такой он был нехороший.
В моей реальности — тоже была война. Но в ней воевали все. И партийные и беспартийные. Все советские люди — кому позволяло здоровье и возраст. И даже кому не позволял — шли воевать тоже. Коммунист дед Иван Данилович, до войны — сельский учитель — погиб при прорыве у местечка «Мясной бор». Коммунист дед Федор Михайлович Гаврилов, до войны — директор школы — прошёл всю войну, был ранен, награждён орденами и медалями. Потери на той войне были страшными. но именно потому, что враг не щадил гражданское население. А солдат погибло почти столько же — сколько у врага и его союзников вместе на восточном фронт, потому, что воевали хорошо — и быстро учились. И была техника, которую производила наша, советская промышленность. Отличная боевая техника. Было тяжело — но моя страна победила.
Мы — жили, строили, думали о будущем, учились. Нас волновали мировые проблемы.
А они — думали как свалить эту мерзостную систему.
И самое страшное — свалили. И тут реальности на короткое время пересеклись — потому что исчезла и моя страна.
Мы, те, кто был в ней счастлив, — даже не подозревали, что свое счастье нужно защищать, держаться за него зубами и ногтями.
Вот и не защитили.
А дальше — миры вновь разошлись. У «них» настало счастье — ведь появились бананы, колбаса, женское белье и свобода. А у нас — началась полоса трагедий — разваливалась наука, производство, вчерашние союзные республики охватил огонь войны, в котором бывшие советские граждане убивали бывших же советских. Старики остались без защиты и гарантий. Но это уже совсем другая история.
© Константин Ананич
черепашка-попрыгунчик
В зоомагазине:
— Дайте мне, пожалуйста, вон ту черепашку—попрыгунчика.
— Черепашка—попрыгунчик? Ой блин, опять забыл выключить подогрев песка в клетке!
Пра танцы, скелеты и БДСМ
Скелеты в шкафах пиздец какие разные встречаюцо, все и не предугадаешь. Как стеклышки сцуко разноцветные в децком калейдоскопе. У меня в юности, помницо, имелся адин такой оптический чудо девайс, пока я его не абминял на колоду порнографических карт с изображением волосатых румынок атчаянно сношающихся с усатыми молдаванами. И похуй, што картинки ницвитные ниразу, и ракурсы нифпизду, я адин хуй щитаю это своей самой успешной сделкой. Но сейчас вообще ниабэтом, а нипосредственно о скелетах.
Хули, если задумацо, палюбому у каждого пассажыра в рундуках какието свои мумии заныканы. Такие сцуко нисанкционированные кладбища в атдельно взятых скворешниках. Ктото, например, на первом свидании абасрался от волнения, и до сих пор после этого с девушками встречаться апасаецо, даже свою сестру нимного боицо, психологическая травма у человека, ага. Ктото соседку ебет ригулярно, когда ее муж в служебную командировку уезжает к любовнице из дома напротив. А ктото, ниажыданно для себя, подрочил на труп усопшей бабушки, испытав при этом нибывалый аргазм и беспесды разнообразив свою палавую жизнь. Нуевонахуй падобные траурные икзирсисы, если чо.
Мой сосед так аднажды в интернете рицепт настойки на пекинской сирени искал, а нашол вместо этого фото своей абнажонной дочери, с подписью «илитная проститутка Карина скрасит Ваш досуг в центре Масквы». Хотя ее Валькой пажызни зовут, и по всем параметрам она студенткой должна быть на третьем курсе факультета пищевой промышленности. Хуясе, метаморфозы из цыкла «мир, каким мы его видим» (анал и ролевые игры за допалнительную плату, я провирял). Карочи, дядя Коля канешножы вначале пирижывал нипадецки, а потом ничо, успокоилсо патихоньку. Даже гордиться нимного стал, что дочка в люди выбилась, с дипутатами разными абщаецо, в прошлом месяце министр заходил, то ли связи, то ли абразования, я хуйивознаю, я в палитике слабо разбираюсь. Кроме Жыриновского и Маргарет Тэтчер хуй каво угадаю с первого раза. И то лишь патаму, што Жыриновский на моего учителя рисования похож, а с железной леди у меня день рождения в адин день.
К слову, если в мой чердак с фонариком заглянуть и хорошенько там покапацо, то пару мертвецов можно влегкую абнаружить, без всякой помощи зала и звонка другу Васе. Я, например, както человека чуть ни убил. Причом не со зла, и не патамушто я такой ацкий чикатила, а совершенно случайно, в парыве сексуальной страсти нах.
Я тогда ничаянно с Аничкой на улице столкнулся. Иногда так бывает, идешь, никого нитрогаешь, а тибе уже кричат вовсю, — привет-кагдила-ляля-тапаля. Аничка, это моя бывшая однокурсница, с белокурыми волосами вместо мозгов и нищастной личной жизнью. Она до 30 лет замуж выйти никак нимогла. То ли комплексы какието децкие, то ли проклятие типа родовое, хуйпроссышь, карочи. Такой бля природный парадокс и бытовая драма, практически для всей семьи. Родственники паходу уже заебались ее постоянно спрашивать, когда же она наконецто абритет щастье в симейной жизни, и освободит жылую площадь. А тут она вдруг ко мне подбегает, и давай щебетать ниумолкая, — привет, тринадцатый, как давно я тибя не видела, пашли быстрей где-нибудь пасидим, я тибя со своим мужем познакомлю...
Ниажиданно, хули говорить, как ректальный триппер у английской королевы, ну и любопытно апять же. Мы в ближайший кабак зашли, Аничка чото по тилипону прокурлыкала, и через две минуты, говорит, — познакомься, тринацатый, это мой муж Артемко.
Только это нихуя не Артемко, а пиздец какойта к нашему столику приближаецо. В падобных случаях палюбому придуприждать надо. Патамушто хуйпайми на каком этапе созревания его так жызнь покорежыла, но паследствия ещо пичальней, чем ебальник у ведущего из пиридачи «Жди меня». Артемко оказалсо узкоплечим стафилакоком слащаво-гламурного полупедарсатического вида, на 6 лет младшее Анички, с крашенной в цвет радуги паклей на темечке. Жывая иллюстрация низдаровых половых увлечений. Я его тогда тоже чуть не убил, нивизирая на мою врожденную терпимость и пацифизм. А этот клоун нам улыбаецо и пищит тоном чебурашки, который ищет друзей – а чиво вы тут сидите, пайдемте бегом тут рядом одна замичательная вечеринка, — и в ладоши от щастья хлопает, шалунишко хуев.
Я ево ещо раз внимательно осмотрел, и сказал, што если там какойта гей-парад, и Артемко собираецо наряжацо в женское белье и махать плакатом «свобода пидарасам», то впизду такие фестивали, я лутше ему прямо тут по голове стулом уебу, ибо нехуй. Артемко после этого губы надул, и сказал, что он вообщето не гей, а метро-сексуал. Палюбому спиздел сука. Нет у нас никакого метро, только трамваи по улицам ходят, ну и маршрутки ещо.
Поумничаю перед понедельником :)
Заходят Вернер Гейзенберг, Курт Гёдель и Ноам Хомский в бар.
Гейзенберг смотрит по сторонам и говорит: «Поскольку здесь находимся мы втроём, и поскольку здесь бар, то это — наверняка анекдот. Однако, остаётся один вопрос — смешной он или нет?»
Гёдель на секунду задумывается и отвечает: «Ну, так как мы находимся внутри анекдота, мы не можем сказать, смешной он или нет. Чтобы это понять, нам нужно взглянуть на него снаружи».
Хомский смотрит на них и говорит: «Конечно же, он смешной. Вы просто неправильно его рассказываете.»
Роджер Желязны — Роза для Экклезиаста
1
Утром я переводил на марсианский один из моих «Мадригалов Макабра» и так увлекся, что когда коротко звякнул интерком, от неожиданности ухитрился одним движением уронить карандаш и нажать кнопку связи.
– Милейший Гэллинджер, – пропело юное контральто Мортона, – старик велел мне немедленно найти «этого проклятого самодовольного рифмоплета» и прислать к нему. А так как на этой станции только один проклятый самодовольный рифмоплет…
– Пусть злой язык дел добрых не порушит, – огрызнулся я.
Наконец-то марсиане взялись за ум! Я щелчком стряхнул полтора дюйма пепла с тлеющей сигареты и сделал первую затяжку с тех пор, как прикурил. Целый месяц я пытался настроиться и подготовить себя к этому моменту, но все старания оказались напрасными. Теперь я боялся преодолеть всего сорок футов и услышать, как Эмори скажет заранее известные мне слова. Но кроме боязни было кое-что еще.
Поэтому прежде чем пойти, я все-таки закончил перевод.
Путь до каюты Эмори занял несколько мгновений. Я дважды постучал и распахнул дверь как раз тогда, когда он уже приподнялся с места.
– А, это ты…
– Вы, кажется, желали меня видеть?
Войдя, я сразу уселся, чтобы избавить шефа от необходимости предлагать мне кресло.
– Твое поведение весьма легкомысленно. Чем ты изволил заниматься последние полчаса?
Я по достоинству оценил его отеческое недовольство.
Заплывшие бесцветные глазки, жидкие волосы, истинно ирландский нос, и вдобавок голос – громче, чем у кого бы то ни было…
– Я работал, – то был ответ Гамлета Клавдию.
– Ха! – фыркнул он. – Прекрати свои штучки. Здесь еще никому не случалось видеть, чтобы ты занимался чем-нибудь дельным.
Я пожал плечами и сделал вид, что хочу встать.
– Если это все, зачем вы меня вызывали…
– Ну-ка сядь!
Эмори встал и обошел вокруг стола. Нависая надо мной, он глядел теперь сверху вниз – а это непростой трюк, даже когда я сижу.
– Ты самый строптивый ублюдок из всех ублюдков, с которыми я работал! – проревел он, как подпаливший брюхо бизон. – Почему бы тебе на удивление окружающим хоть раз не повести себя по-человечески? Кому и что ты доказываешь? Согласен, ты не дурак, может быть даже гений, но какого черта?! – Эмори воздел руки к невидимым небесам и плюхнулся в кресло.
– Бетти в конце концов уговорила их принять тебя, – в его голосе было что-то от доброго папаши, решившего порадовать отпрыска. – Сегодня днем они будут ждать. После обеда возьмешь джипстер и поедешь прямо туда.
– Хорошо.
– Тогда все.
Я кивнул и поднялся. Когда я уже тянул дверь на себя, Эмори добавил:
– Думаю, не стоит еще раз напоминать тебе, насколько это важно. И, будь любезен, не веди себя с марсианами так, как с нами.
Дверь за мной захлопнулась.
Не помню, что там подавали на обед. Мне было слегка не по себе, но почему-то я знал, что не подведу. Мои бостонские издатели ждут марсианскую идиллию или, по крайней мере, нечто о космических полетах в стиле Сент–Экзюпери. Национальная Научная Ассоциация надеется получить обстоятельный доклад о расцвете и упадке Марсианской империи.
Будут довольны и те и другие. Мне всегда все удавалось неплохо – потому-то меня и ненавидели.
Я произвел раскопки в ворохе свитеров и комбинезонов, оседлал в гараже джипстер и отправился к Тиреллиану.
Огненные потоки ржавого песка хлестали вездеход так, что он сотрясался. Песок свистел над моей головой, впивался в шарф и барабанил по защитным очкам.
Джипстер раскачивался и пыхтел, совсем как тот маленький ослик, на котором я однажды путешествовал по Гималаям, и как это упрямое животное, не переставал бить задом и лягаться. Скалы Тиреллиана, казалось, бодро бежали мне навстречу.
(далее…)
Если бы Пушкин...
...писал в фейсбук каждый день, помногу и к радости тысяч подписчиков. Постил бы селфи с вечеринок, поздравлял друзей публично с днём рождения, с удовольствием ввязывался в срачи и сам их бы инициировал. И остался бы жив.
Толстой бы молчал по полгода, а потом разражался простыней на километр, вызывающей шквал перепостов типа «Я просто оставлю это здесь» или «Мгогабукф, но стоит прочитать всем!!!»
Лермонтов бы написал пару постов о том, как всё плохо, а потом, прочитав комментарии, удалился с фейсбука насовсем.
Достоевский приглашал бы всех поиграть в «Весёлую ферму», а ночью, проигравшись, писал бы колонки на Сноб (чем бы несказанно веселил Пушкина, который жив).
Тургенев бы регулярно публиковал объявления «МАКСИМАЛЬНЫЙ РЕПОСТ!!! ПОМОГИТЕ! Варвары хотят утопить щенков!!!» и сочинял психологические статьи об отношениях внутри поколений.
Чехов бы писал в неделю по паре строк, которые бы моментально попадали в списки афоризмов — в рубрику «Крылатые фразы великой Коко Шанель». Он бы морщился, но терпел.
Есенин бы писал ночью и пьяным, а утром с удивлением перечитывал.
Маяковский бы попробовал вести Твиттер, но ему бы не хватило места.
Аксаков и Хомяков бы патриотично сидели Вконтакте.
И только Пришвин бы спокойно постил котиков и фотки голубого неба и зелёных листиков с комментарием «А у нас весна!»
маленькие хитрости
Недавно один опытный мужик в спортзале дал мне совет: «Когда приводишь девушку домой, то надо убрать все стулья, так как у них рефлекс, что нужно сесть на стул. А теперь она сядет на диван или кровать».
Лучше совета я не слышал.
Вопрос доверия
Не доверяю девушкам, живущим со мной и называющим меня при этом исключительно эпитетами: солнышко, котя, милый, и так далее. Без имени то есть. Типа, очередное солнышко с хером. Чтобы не ошибиться. То ли дело я — предпочитаю знакомиться с девушками, носящими одно и то же имя.
Дорогой, не ори!
– Дорогой, не ори! Всё расскажу... Все пили, я не пила. Все с мужчинами целовались, а я не целовалась! Салатов поела, потанцевала, в конкурсах поучаствовала... И всё... Я у тебя умница. Вопросы есть?
– ПЛАТЬЕ ГДЕ?!!!